from diary #2"Рианнон Маргарет Хоукледж, за сохранение и сокрытие воспоминаний за период более 7 лет Вы приговариваетесь к предварительному заключению в тюрьме Батчера до следующего заседания суда через месяц".
Точно не знаю, от чего вердикт судьи резал слух больше: срока, глупости или от ненавистного мне второго имени. Скорее, больше от имени. Глупость человеческого бытия в игровом техногене я поняла давно, а срок меня не особо пугал. Что было в тюрьме, чего я не видела в играх? Разве что капли реальности. Но все равно. Если я хотела вернуть Дэниела и по пути не потерять себя, то можно было и потерпеть.
Но тогда я еще не знала, что из себя представляет тюрьма Батчера. Из тюремных комплексов мне была знакома только заброшенная версия уже давно разрушенного Алькатраса. Я вполне логично предполагала, что место моего задержания мало чем будет отличаться.
Но меня не предупредили, что тюрьма Батчера была создана как Ад для игроков. Если ты не вел себя, как заключенный по всем канонам и стереотипам, тебе могли продлить срок.
Иногда мне казалось, что нашу планету захватило какое-то психологическое сообщество. Чтобы удобнее было ставить опыты. А что - помещаешь человека в смоделированную ситуацию и наблюдаешь за его адаптацией.
Не раз я возвращалась к ощущению подопытного кролика в клетке. За тот месяц в тюрьме это чувство не покидало меня никогда.
Да и клетка была довольно-таки настоящая.
Каждый день мы получали листки с распорядком дня и ролью в тюрьме. Ролевых моделей было несколько, мне досталась "смиренная заключенная". Видимо, думали, что я так или иначе буду пытаться бежать или устрою мятеж. Естественно, я собиралась, но не в первый же день.
И лишь потом я поняла, что они знали, что я не сбегу.
Потому что на каждого "смиренного заключенного" приходился "свирепый надзиратель".
Когда мне оставалось чуть больше недели, моим надзирателем стал Дэниел.
Когда мы увиделись в первый раз - уже спустя три с половиной месяца после его ареста - он проводил перекличку. Больнее всего было, когда ни одна мышца на его лице не дрогнула, когда он назвал мое имя. Но нельзя. Мало ли чем малейший намек на надежду мог закончиться.
Тяжелей всего было засыпать. Потому что каждый раз я надеялась, что проснусь в нашем доме, что все это окажется лишь страшным и продолжительным сном, что никто не знает правды. Но каждый раз я просыпалась и понимала, что бороться бесполезно. Что через месяц мне дадут вакцину, и я забуду своего мужа, свою жизню, свою семью. Забуду все.
Они сделают из меня игрового робота.